бы вырасти ссора, если бы Элис, оставив игру в «уголки», не вмешалась:

– Да не будите вы спящую собаку. Давайте-ка лучше что-нибудь вместе придумаем.

– Тем более что я, раз уж мы сейчас все вместе, хочу кое-что сказать, – подхватила Дора. – По поводу нашего Общества добротворцев.

Многие запротестовали:

– Ну нет! Только этого не хватало. Только вот этого.

Не стану указывать пальцем, кто именно это простонал, отмечу лишь, что не Освальд.

– Нет, ну правда, – продолжила Дора. – Не хочу читать вам проповедь, но сами же знаете: мы решили стать по-настоящему хорошими. По крайней мере, попытаться. А в книге, которую я как раз вчера читала, написано, что для этого мало просто не шалить. Хорошим может считаться лишь тот, кто творит добро. Но нам-то ужасно мало пока удалось. «Книга золотых деяний» почти пуста.

– Может, нам тогда лучше завести «Книгу оловянных деяний»? – оторвавшись от своих стихов, спросил Ноэль. – Для неё многое сгодится. Или бронзовых. И алюминиевых. Золотыми мы книгу никогда не заполним.

– Тогда просто давайте побольше шалить! – замотавшись в красную скатерть, выкрикнул Г. О., после чего семейный лад, и так весьма неустойчивый, был нарушен, что грозило новой ссорой.

– Ой, Г. О., перестань! – поспешила вмешаться Элис. – Речь совсем о другом. Вот мне, например, ужасно хотелось бы, чтобы неправильное перестало быть интересным. Часто ведь как бывает: вроде бы совершаешь благородный поступок, а потом он так тебя воодушевит, что ты даже и не заметишь, как и когда он сделался неправильным.

– Зато получишь удовольствие, – сказал Дикки.

– Странно, – подхватил Денни. – Но почему-то, когда тебе нравится что-нибудь делать, внутри нет уверенности, что дело это полезное. А когда не нравится, почти всегда можешь не сомневаться: оно полезное. Мне это только сейчас пришло в голову, и я хотел бы, чтобы Ноэль сочинил про это стихи.

– Тем и занят, – ответил Ноэль. – Там началось с крокодила, но закончится совсем по-другому, чем я сперва собирался. Просто подождите минутку.

Добрые братья, сёстры и друзья откликнулись на его просьбу и подождали. А он в это время старательно писал, пока наконец не прочёл:

       Проживает в реке Нил

Очень мудрый крокодил.

Рост его гигантский,

Маленькие глазки.

Бегемота на обед

И тебя, коль сможет, съест.

Небо днём, а звёзды ночью

Наблюдает он воочью,

И сокровища Востока

Все лелеют его око.

И в восторг его приводит,

Когда из лесу выходят

Лев и тигр – цари зверей,

Из реки попить скорей.

Так будем же, друзья мои, стараться

Поступкам нехорошим не поддаться.

«Не стану», «не хочу» не говорить,

А щедро добрые дела творить,

Хотя одно такое маленькое дело

Труднее ста неправильных, скажу вам смело.

Последняя строчка вышла длиннее остальных, – признал Ноэль, – но иначе нужного смысла не получалось.

Мы все похвалили стихи, потому что Ноэль заболевает, если другим не нравится его поэзия.

– Если нужно стараться, – продолжал он, – готов сколько угодно сил на это потратить. Но, по-моему, будет лучше, если мы попытаемся двигаться к добру каким-нибудь приятным путём. Давайте всё-таки попробуем «Путь Пилигрима». Я ведь уже предлагал.

Мы, большинство остальных, завели было речь о том, что нам это не годится, когда Дора воскликнула:

– Ой, послушайте! Я знаю! Мы станем кентерберийскими паломниками! Ведь люди раньше отправлялись в паломничество, именно чтобы сделаться хорошими.

– Насыпав гороха в обувь, – уточнил Дентист. – Про это говорится в одном стихотворении. Только там паломник сперва сварил горох, что, конечно же, нечестно.

– Да, – обнаружил осведомлённость Г. О. – И ещё у них на головах были треуголки.

– Не треуголки, а особые шапки с ракушками[76], – поправила его Элис. – И ещё у них были посохи и торбы. И они рассказывали друг другу всякие истории. И мы с вами тоже можем.

Освальд и Дора читали про кентерберийских паломников в книжке, которая называется «Краткая история английского народа», хотя на самом деле она совсем не краткая. Три толстых тома. С отличными, между прочим, рисунками. А написал её джентльмен по фамилии Грин.

– Ладно, тогда я буду Рыцарем, – сказал Освальд.

– А я Женой из Бата[77], – выбрала Дора. – А ты, Дикки, кем?

– Да мне без разницы. Могу, если хочешь, быть Мужем Жены из Бата.

– Я не очень-то помню, сколько всего их там было, – спросила Элис.

– Тридцать, – внёс ясность Освальд. – И среди прочих Монашка-Священник[78]. Но нам не надо быть ими всеми.

– А Монашка-Священник – мужчина или женщина?

Освальд ответил, что по картинкам точно не определишь, но Элис и Ноэль могут стать обоими. Так и решили. А потом мы, взяв книгу, собрались удостовериться, что сможем подобрать одежду для наших ролей. Сперва нам показалось, что сможем и будет хоть чем заняться. День-то по-прежнему был дождлив до ужаса.

Одежда на картинках, однако, выглядела довольно замысловатой. Особенно у Мельника, которым сперва захотел стать Денни, или Дентист, как мы теперь часто его называем. В результате он остановился на роли Врача, так как это почти зубодёр.

Дейзи должна была стать Аббатисой. Во-первых, потому, что Аббатиса хорошая, а во‐вторых, оттого, что у Дейзи в точном соответствии с книгой «маленький мягкий красный рот».

Г. О. предстояло стать Экономом (не знаю, впрочем, кто это такой)[79]. Ему понравилась картинка, на которой художник изобразил Эконома крупнее всех остальных. И ещё Г. О. заявил, что это такое милое сращение слов: наполовину «эхо», наполовину «гном».

– Давайте сперва подготовим самые простые части одежды, – предложила Элис. – Посохи пилигримов, шляпы и ракушки.

Ну и Освальду с Дикки пришлось, бросив вызов ярости стихий, отправиться в лес за яблоневым садом, чтобы срезать там ясеневые ветки. Мы добыли их восемь штук, длинных, прямых, и принесли домой, где девочки не отставали от нас до тех пор, пока мы не переоделись, так как с одежды нашей – в силу воздействия тех же стихий – лило.

Затем мы счистили с палок кору. Сперва посохи удались на славу: чистые, белые, но стоило нам повертеть и покрутить их в руках, как они быстро запачкались. Вот удивительно: сколько бы вы ни мыли руки, они всё равно пачкают любые белые вещи. К верхушкам посохов мы прибили гвоздями розетки из бумаги, довольно похожие на ракушки.

– Такие же можно и на шапки приделать, – сказала Элис. – И давайте сегодня называть друг друга правильными именами, чтобы привыкнуть.